Это я к тому, что можно быть человеком весьма непопулярных ныне, как говорится, «реакционных» взглядов и при этом талантом первой величины! Был в России до революции такой ультраконсервативный публицист Михаил Меньшиков из газеты «Новое время». До чего его вся передовая публика ненавидела! Но статьи Меньшикова глотали взахлеб все, невзирая на политические взгляды — от эсера с бомбой за пазухой до монархиста. Недавно толстый том меньшиковского наследия переиздали — вроде бы все должно устареть, как переписка Энгельса с Каутским. А читаешь — не оторвешься: «Бутылка водки поистине сделалась осью русской земли… Интеллигентные тупицы кричат, что все это от народной необразованности. Дайте мужику просвещение, и он перестанет пьянствовать. Как будто не пьянствуют у нас — притом, до потери образа человеческого — просвещенные люди, даже профессора!»
Поэтому я предлагаю совсем другую классификацию пишущей и снимающей братии: по системе питания. Как и весь животный мир, она распадается на вегетарианцев и плотоядных. Вегетарианцы всю жизнь работают в отделах рекламы, расхваливая шампуни и «звезд». Больше всего они боятся кого-нибудь обидеть. Читать творения журналистоввегетарианцев омерзительно — все у них или из травы (потому что только обкуренный может верить в то, что плешивый сын министра — секс-символ, барышня с задом, по которому словно лопатой хлопнули, — красавица, а сельский жлоб — меценат), или из сахара и патоки. Конечно, можно съесть кусочек, как съедаешь на десерт пирожное, но читать такое постоянно — это как жить в мире, где кроме глянцевых журналов и рекламных проспектов вообще никакого печатного слова нет.
Куда интереснее творчество плотоядных — злобных охищненных особей, в арсенале которых, в зависимости от таланта, широкий выбор орудий творчества — от обязательного компромата до черного юмора, весьма не лишнего настоящему мастеру пера. Почему я говорю «охищненных»? Потому что настоящих хищников, в отличие от политиков и криминала, среди журналистов нет. Они только подражают повадкам людоедов, пыжатся от важности и корчат из себя особ, равных тем монстрам, о которых пишут.
Но как бы то ни было, вся пресса живет по принципу: кому война, кому — мать родна. Это для обывателя падение гривны — неприятность. А для экономического обозревателя — повод блеснуть мозгами в новой статье. Крушение поезда, катастрофа на электростанции, массовое отравление детей — постоянная пища для ньюс-румов во всех газетах. О ней молят Бога каждый день желторотые девочки и мальчики, только что выпущенные из института журналистики: «Господи, труп насущный дай нам днесь!».
В зависимости от специализации, плотоядные журналисты делятся на киллеров и падальщиков. Киллеры работают по заказу. Это добрые чувствительные правдолюбы, твердо знающие, что порядочных людей на свете, кроме них, нет и быть не может. Своих жертв они не любят. Заказчиков — тоже. Но жить без заказчиков не могут, так как заказать кого-нибудь самому себе — непозволительная роскошь.
Обычно киллер выдает на гора свежий политический труп, довольно вытирает пот с чела, с аппетитом обедает лучшими его частями, а всякую требуху бросает падальщикам, с нетерпением ждущим своей очереди. Те обгладывают до косточек все, что осталось, истекая слюнями бесчисленных комментариев.
Лучший киллер нашей эпохи — вообще не профессиональный журналист, а бывший сторож — Мыкола Мельниченко. Он самого Кучму завалил, оставив падальщикам рассуждать, кому это выгодно, для кого сделано и что бы это значило. Своей деятельностью киллер Мыкола блестяще доказал, что журналист вообще может не уметь писать. Зато обязан уметь подслушивать. Полное собрание сочинений Мельниченко — тот самый цифровой диктофон, который он якобы под диваном прятал.
Когда-то мы спорили с моим редактором по «Киевским Ведомостям» Евгением Якуновым, должен ли журналист обладать хорошим стилем. Я считал, что просто обязан. А Якунов доказывал, что нет. Главное — добыть информацию, и читатели сожрут ее с хрустом, даже если она плохо прожарена и на битом блюде подана («битое блюдо» — это мой образ. Якунов выражался проще: «Читатели прочтут сенсационную статью, даже если она плохо написана»).
Случай с Мельниченко показал, что сенсационную статью прочтут, даже если она вообще не написана. Причем, главной жертвой этой статьи стал «известный писатель Кучма» — автор книги «Украина — не Россия», который тоже ее вряд ли писал.
Возможно, кто-то обидится на слово «падальщик». И напрасно. Я не считаю его обидным. Ведь вокруг столько падали развелось, что если не убирать ее с лика Земли, то все просто сдохнет от вони. Настоящему журналисту не в падло быть хоть киллером, хоть падалыциком. Главное — не стать гробовщиком, работающим на «кладбище» — в газете, которую никто не читает, и на канале, который никто не смотрит.
Когда не хватает правды, в ход идет обыкновенная ложь, приправленная россказнями о свободе слова.
Человеку честному имидж не нужен. Ему и так хорошо — он довольствуется сознанием своей правоты. В отличие от него, подлец вынужден заботиться о своей репутации. Ибо массы, барахтаясь в житейской грязи, хотят видеть во главе себя только образец нравственности.
В их убогом представлении президент не имеет права ходить по бабам, воровать народные деньги и продавать национальные интересы. Ему запрещается хватать за задницу жену соседнего президента во время государственного визита, материться на заседаниях правительства и швыряться столовыми приборами по причине несварения желудка. Тем не менее, он тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо. Идя по трупам наверх, особенно хочется тепла и сочувствия.